If you can’t say something nice, say nothing, или С Днем переводчика

На прошлой неделе мне довелось переводить курс, который читал для наших социальных работников преподаватель из Норвегии. Речь шла об изменении подхода к занятости/трудотерапии лиц с «ограниченными возможностями». Одна из лекций была посвящена разным взглядам на работу в зависимости от эпохи, социальной принадлежности и прочих факторов. Вспомнили пирамиду Маслоу (как она ни несовершенна, а все ж не самая плохая иерархия человеческих потребностей) и обсудили, какие потребности в плане работы у людей с ограниченными возможностями и у стандартного человека.

Выяснилось, что люди с ограниченными возможностями редко поднимаются до «верхнего» уровня, где работа — средство самореализации, а не только заработка. Как правило им важнее всего признание и любовь окружающих. Ну вот так. Кому чего не хватает. А у обычных людей разброс потребностей гораздо шире. Кто-то останавливается на уровне «хочу крышу над головой и чтоб детей было чем кормить». Кто-то упорно ползет туда, где самовыражение, не отказываясь от остальных человеческих нужд. Кто-то на остальные потребности «забивает» и самовыражается вволю, не задумываясь о хлебе насущном.

Где-то к середине лекции, не переставая переводить, задалась и я вопросом о том, что моя работа для меня. Ответ в голове (или где они там у нас рождаются) появился простой и ясный. А вся моя жизнь она и есть.

Когда в 2003 году я поднималась на 10-й этаж малоприметной офисной высотки в Екатеринбурге 12 уже лет назад, думала ли я, чем обернется мое собеседование в отделе Би-Би-Си Областного телевидения. Смешно звучит, да? А было все серьезно, и отдел был, и переговоры, все по-настоящему, и новости в эфир, и тематические программы: полчаса на просмотр прямого эфира, полтора на перевод под запись (прослушал пару фраз — сказал под запись собственным голосом), ошибки и оговорки практически недопустимы (хоть и были все равно, и в коллекции сохранены и нежно сберегаются), полчаса видеоинженеру на сведение всей истории — и вперед. Вот это, я вам доложу был первый опыт. Вот это, доложу я вам, были дедлайны. До сих пор не понимаю, как нам удавалось все выпуски вовремя выдавать в эфир.

Соображала ли я, во что влезаю, когда в 2004 году мне позвонили из малознакомого агентства? Они в панике кричат: «Ой, у нас переводчица в больнице с приступом шизофрении, не могли бы вы срочно сделать нам текст», а я так спокойно: «Да, конечно», — словно всю жизнь только этим и занималась (а ведь только на курсах такое переводила, никакой производственной практики, никакого волонтерства для набора опыта!)

Ничего я не понимала. Просто надо было срочно денег, чтобы кормить ребенка да очень хотелось куда-то девать «избыточный лексический запас» (как говорит  Ирина Алексеева об одной из причин того, почему люди идут в перевод). Вот так с ходу. Потребность базовая и потребность высшего уровня. Это я сейчас вижу, что в общем всего на свете хотела от незнакомого тогда практически мне ремесла. А тогда — ну куда я смотрела, кроме как в монитор да в зал время от времени из кабины.

На самом деле я тут о том, что совершенно как-то независимо от того, что и в какой мере я знала о своих потребностях, мало-помалу перевод стал для меня действительно всем. Здесь я зарабатываю на жизнь. Самореализуюсь. Отсюда я порой ухожу в другие сферы (но недалеко, все равно так, чтобы было понятно: я в первую очередь толмач и только во вторую — организатор, гид, изготовитель пирогов и даже немного арт-терапевт). Именно на работе (ой, как бы так сказать — «в ходе работы»? — я же не в офисе) я после утраты связей со многими людьми из своей юности обрела верных друзей и единомышленников. Именно работа — причина, по которой я могу заставить уважать себя и прислушиваться к себе. Именно с работой по большей части связано то, что я читаю (как закопаешься в какой-нибудь географический справочник, чтобы разыскать Сент-Люсию, так и пропадешь для мира, ведь за ней еще Сент-Невис, и прочие острова и архипелаги со своим укладом и своими океанскими чудесами). Именно на работе узнаю о тенденциях в моде, современном искусстве и архитектуре. Даже у личной жизни корни оттуда растут. Как я ни старалась себя убедить, что работа отдельно, а романтика — вообще не для меня.

Но личная жизнь — она на то и личная, чтобы о ней вслух не говорить. А вслух — о том, что работа работой, а из нее вырастает сейчас чудесный, волшебный и восхитительный проект, которым я занимаюсь вместе с Ульяной Рудик и Татьяной Струк — «Лоскутное одеяло», книжка, которая дала начало клубу «Лоскутная гостиная», где уже прошли первые посиделки «Считая звезды». Прошли удачно, весело и полезно. Результаты налицо сразу: кто-то выложил в фейсбук стихи после фразы Ирины Алексеевой о том, что пишут многие из нас, да немногие делятся этим с людьми. Кому-то захотелось рассказать о первом/втором/десятом смешном, вдохновляющем или странном переводческом опыте. А кто-то просто сказал «спасибо». Безумно приятно и хочется продолжать.

Важно понять, как продолжать таким образом, чтобы никого не обидеть (это мой вечный страх, ну да все равно кто-нибудь непременно обидится и перестанет разговаривать на всю жизнь, как показывает опыт, к этому приходится привыкать). А главное — чтобы это все было осмысленным и продолжало радовать меня и других. Так какие там потребности по Маслоу я этим удовлетворяю? Или это уже переход на следующий уровень, и потребностей-то этих в пирамиде нет, и вообще мы говорим не о работе? Как там классифицируется комплекс Мессии? Как волонтерство? Куда отнести мое новое, но уже такое любимое занятие, если на подготовку каждого мероприятия и даже каждой публикации в группе уходит не день и не два, а горрраздо больше, а усталости и ощущения «вот бы отдохнуть бы» как не бывало?

Здесь мы возвращаемся к тому вопросу, с которого я начала. Сижу и размышляю вот. Что такое работа в нашем веке? Что такое работа для каждого индивида? Почему от работы устают? Или не устают? Должны ли платить за работу, если она не надоедает и не утомляет? Или наоборот, должны ли за нее давать деньги, если она тебя достает и ты делаешь ее вполсилы, лишь бы отсидеть день? Наконец что такое работа для меня и почему именно перевод стал для меня тем, что заставило меня полностью изменить восприятие этого слова и по-другому посмотреть на фразу «баланс между работой и жизнью». Возможен ли баланс, если работа и есть жизнь? Полноценно ли я живу, если работа красной нитью проходит через все, что бы я ни делала (и если так хочется ответить: «Черт возьми, да!»)? Снова есть над чем подумать. И снова уши растут из того занятия, которым я зарабатываю себе на хлеб. Story of my life. Вечный круговорот вопросов и ответов в природе.

А вообще всех со вчерашним Днем переводчика, или с наступлением 1595 года по календарю Деда Лайна (кто не верит, проверьте дату ухода из этого мира Блаженного Иеронима Стридонского). Всем удачи, денег, любви и счастья. И (с уважением к коллегам, которые пишут здесь на тему медицины и фармацевтики) здоровья. И чтобы всегда было что сказать, чтобы всегда было что сказать и не получалось, как на картинке, которой поделилась коллега, а мне как-то показалось, что она про нас.

Для размышления и интереса — вот вам TED-выступление замечательного исследователя и оратора Барри Шварца на тему работы.

 Ну и пирамида Маслоу для полноты картины

 *(переводчику руки отрубить, что еще за самоактуализация)

И традиционно — немного о нашей осени